Я решил совершенно бессовестно воспользоваться всеми преимуществами положения редактора ССА и ответить на некоторые вопросы "анкеты" в весьма развернутой форме. Да простят мне мое многословие читатели!

Мне довольно часто приходилось слышать, что "Франц и "Лабиринт" неразделимы", что в "Лабиринте" имела место моя "диктатура", что это была не спелеосекция, а Соловецкий монастырь в сочетании с лагерем строгого режима, что "лабиринтовцам" строго запрещалось пить, курить и ходить в любые другие пещеры, кроме Кулогорских. И много еще чего прочего приходилось слышать... Что-то из этого - полная неправда, что-то - не вполне правда, что-то - правда, но не вполне. По-разному видят наше прошлое и сами "лабиринтовцы". Мне хочется поделиться некоторыми своими мыслями о "Лабиринте", о нашем прошлом, настоящем и будущем в спелеологии.

О лидерстве и о себе.

Судьбе было угодно, чтобы я стал лидером "Лабиринта" с момента его создания. Нет, даже раньше - с момента рождения так называемой "Программы "Лабиринт", вокруг которой в 1982 году объединились те, кому было интересно заниматься исследованием Кулогорских пещер. Формально "Лабиринт" - как спелеосекция - родился тогда, когда эта группа единомышленников отделилась от "спелеоклуба" осенью 1982 года. Потом было избрано бюро секции, которое и руководило ею. Сам я, кажется, никогда не был председателем бюро - то есть официальным лидером секции. Всю организационную работу тянули Миша Некрасов с Андреем Бутаковым, уже тогда показавшие себя настоящими лидерами. А я, хоть мне часто и приписывают роль почти "деспота" или "тирана" (то бишь, единственного начальника с неограниченной властью) в "Лабиринте", был больше занят обеспечением качественной стороны наших исследований да воспитанием "пионеров" на СЮТуре. Авторитет у меня, конечно, был (еще бы, почти все "лабиринтовцы" первого состава были студентами, а я был спелеолог-профессионал из КО, да еще лет на 7-8 их старше их!), но "единоначалия" у нас в секции не было. А потом, по мере взросления народа, окрепли и другие лидеры, которые, собственно, и тащили всю работу "Лабиринта" на себе многие годы. Мое "неформальное лидерство" было, впрочем, вполне закономерно, и именно об этом хочется сегодня порассуждать.

В спелеологии давно существует условное разделение на два "полюса": спортивная спелеология (спелеотуризм) и "научная" исследовательская спелеология. На каждом из "полюсов" находится довольно небольшой процент спелеологов, а основная масса неравномерно распределена в "межполюсном пространстве".

Про спелеотуризм много говорить не буду. Ясно, что там тоже разные люди, но "делают погоду" те, для кого главное заключается не в том, чтобы познать пещеру, а в том, чтобы сходить в пещеру. Иногда - без разницы, где и в какую именно, лишь бы в новую и, по возможности, большую и интересную. Плохого в таком подходе ничего нет, но это - не моя идея, не мой путь.

Я отношу себя к спелеологам-исследователям, поэтому и речь пойдет об исследовательской спелеологии.

Исследовательская спелеология = наука + туризм. Под "наукой" в данном случае следует подразумевать стремление и желание понять карстовую систему, узнать как можно больше о ней, ответить на ряд вопросов, всегда сопутствующих сложным природным объектам. "Туризм" - это естественное для большинства людей желание увидеть новые места, применительно к спелеологии - новые пещеры или их части. Исследование очень больших спелеосистем заставляет исследователей концентрировать усилия и заниматься только данным объектом. (Именно "принцип концентрации усилий" был декларирован при создании "Лабиринта"). Многолетняя концентрация группы на одной пещере неизбежно создает условия для "естественного отбора" участников: в группе остаются только те, у кого "наука" ("исследовательский зуд") преобладает над "туризмом". Понятно, что когда "дыра прет", то потребность в картировании новых ходов просто заставляет группу концентрироваться, прежде всего, на первопрохождениях и топосъемке новых ходов. В такой работе "туризма" - хоть отбавляй, и те, кому интересно быть первооткрывателем, чувствуют себя очень хорошо даже в этой одной, отдельно взятой пещере (в отличие от тех, кто больше нуждается в "географии" - в новых пещерах, новых ландшафтах, новых районах, новых людях). Когда же задача картирования, по той или иной причине, отходит на второй план, то в скором времени в группе остаются только те, кто "прикипел" именно к этой спелеосистеме, для кого "наука" стоит на переднем плане, кто готов годами ездить в экспедиции в одну и ту же пещеру, для кого понять именно эту "дыру" важнее и интереснее, чем увидеть сотню других, возможно - более красивых, пещер. Проще говоря, остаются только те, кто полюбил эту пещеру. Именно это понятие - любовь, в его применении к пещерам и спелеологии, определяет разницу между спелеологом-исследователем и спелеологом-туристом. Исследователь неизбежно влюбляется в объект своих исследований, (это относится не только к спелеологии), и потому столь страстно и упорно занимается своим любимым делом, нередко - в ущерб всей остальной жизни. Для него бывает крайне трудно переключиться на другой объект, потому что, кроме всего прочего, работает старая истина "не отрекаются, любя". И даже если суровые реальности жизни отрывают исследователя от его "большой любви", то самая настоящая "боль разлуки" мучает его долгие годы, иногда - до конца дней.

Среди спелеологов процент "чистых исследователей" не высок, преобладают все же спелеотуристы, но есть еще очень много людей, занимающих некое среднее положение - с преобладающим уклоном в ту или иную сторону. Именно эта "золотая середина" обеспечивает все крупные успехи исследовательской спелеологии - поддерживает своим непосредственным участием "чистых исследователей", генерирующих идеи и организующих процесс их реализации. Ибо - что может сделать один помешанный на конкретной пещере человек без поддержки группы не чуждых исследовательской спелеологии товарищей? Чистый исследователь - это "лидер по необходимости", вынужденный взять на себя роль руководителя или координатора процесса изучения столь важного лично для него объекта. А куда ему деваться, если "один в поле не воин", тем более - в спелеологии? Да и группе куда без него? Так уж мы устроены, что неизбежно сбиваемся в группы, чтобы следовать за лидером, будь то в политике, религии или науке. Мы, в той или иной степени осознанно, выбираем наиболее близкую нам идею и примыкаем к числу ее приверженцев. И идем в этом избранном направлении более-менее "в ногу" со своими товарищами. И если ты не ошибся в своем выборе, то тебе хорошо с "себе подобными". "Вместе весело шагать по просторам..." В хорошей компании делать хорошее дело - это просто здорово! Что мы и имели в "Лабиринте". Просто я тогда сумел увлечь своими идеями некоторых людей, сумел их заинтересовать. В этом, собственно, и заключалось мое лидерство. И очень скоро мы стали настоящими друзьями, почти братьями и сестрами. Да, пожалуй, именно понятие "братство" наиболее соответствует нашим отношениям в секции.

Да, я был лидером в "Лабиринте". Но - вовсе не единственным! Какая же тогда это "диктатура"?

Устав - мать порядка!

Сейчас, после десятилетия отсутствия в России тоталитарного государства, мы все такие умные и "демократизированные", что мысль о серьезном отношении к "уставу" в рамках сугубо любительского объединения спелеологов вызывает у нас, пожалуй, лишь ироничную улыбку. Да, сейчас мы уже другие, а тогда, в начале 80-х, мы очень серьезно относились к этой "правовой основе" существования нашей секции. В конце этого раздела приводится полный текст устава "Лабиринта", написанный в 1984 году, когда вся спелеология страны была объявлена "спелеотуризмом". Все существующие секции объединялись под крыши территориальных турклубов при Советах по туризму и экскурсиям, которые, как известно, были частью структуры советских профсоюзов. От которых и кормились. Устав этот тогда требовался обязательно, ибо без него секцию бы просто не зарегистрировали официально, без чего, в свою очередь, невозможно было бы получить никакое финансирование. Имея же официальный статус спелеосекции при Архангельском городском клубе туристов, мы составляли ежегодную смету, по которой нам выделялись какие-то небольшие деньги: на проведение спелеосоревнований, на участие во всероссийских учебных и научных мероприятиях, на приобретение какого-то снаряжения. Вот почему в уставе "Лабиринт" обзывается "городской секцией спелеотуризма", хотя сами мы себя всегда называли "секцией спелеологии".

Текст устава "Лабиринта" приводится здесь для того, чтобы любой читатель смог сам оценить ту "степень несвободы", которая царила в нашей секции. И чтобы новое поколение, не знавшее комсомола и даже пионерской организации, смогло получить представление о том, как четко может быть организована группа людей, имеющих общие желания и интересы. Текст устава, помнится, составлялся Мишей Некрасовым и Андреем Бутаковым, какие-то предложения вносил я, потом все обсуждалось на бюро секции, потом все пункты обсуждались и утверждались на общем собрании членов секции. Утвержденный устав "Лабиринта" прилагался к заявке на регистрацию секции, которая подавалась в Архангельский областной совет по туризму и экскурсиям. Ясно, что некоторые пункты устава "продиктованы" именно необходимостью "соответствовать" требованиям условий регистрации, но все, что регламентировало внутреннюю жизнь секции, касалось только нас и отражало именно наши представления о порядке и дисциплине. Никакого "давления сверху" по этим пунктам не существовало.

Сейчас к этому документу можно относиться по-разному. Можно стыдиться своего "тоталитарного прошлого". Можно гордиться тем, как четко все у нас было расписано и организовано. Можно с иронией смотреть на нашу наивную игру в "серьезную организацию". Многое можно сегодня...

Я же могу сказать, что в нашем уставе все было подчинено необходимости сплочения членов секции для успешного решения нашей главной задачи - изучения Кулогорской пещерной системы. Ибо, в отличие от многих других пещер, эта система для ее изучения требовала (и требует сегодня) многолетней целенаправленной концентрации усилий. Отсюда - и достаточно жесткие ограничения "спелеосвободы" (если сравнивать с порядками в любом нормальном спелеоклубе), и система "наказаний" за нарушение пунктов устава.

Должен сказать (я так считаю), что это был правильный устав. Всякий, кто принимался в члены секции, знал содержание устава и был согласен с его требованиями. В противном случае он просто не подавал бы заявление на членство в секции. То есть всякий член секции осознанно принимал наши порядки и добровольно подчинялся дисциплине внутри секции. Да, мы осознанно ограничивали свои спелеоинтересы. Но иначе мы бы никогда не продвинулись так далеко в своих кулогорских исследованиях.

Примечательна система "наказаний", существовавшая в "Лабиринте". Обратите внимание, какая у нас была "высшая мера" - отчисление из секции. Основной же формой "наказания" было отстранение от участия в экспедициях! Самое суровое - отстранение от участия в большой летней экспедиции, которая обычно длилась 3-4 недели и собирала в полевом лагере у К-13 десятки людей. Сам характер "наказаний" отражает нашу систему ценностей: оказаться вне жизни секции, не участвовать в экспедициях, не быть вместе со своими друзьями - это было очень плохо, это было страшно, этого очень не хотелось! Чтобы бояться таких "наказаний", нужно было, действительно, очень дорожить участием в жизни секции, работой в экспедициях вместе со своими товарищами. Не думаю, что наши порядки сильно напоминали "лагерь строгого режима". Никто никого силой в "Лабиринте" не держал. Кто-то, побыв "кандидатом", уходил из секции, иногда примыкая к другой группе спелеологов, кто-то просто ушел из секции, не сумев принять существующие порядки, кто-то просто был "сочувствующим" и, не будучи членом секции, иногда участвовал в экспедициях, если брали. И должен признать, что мы именно так тогда это понимали: не согласен с уставом, не хочешь подчиняться общей идее, общим планам - свободен! Значит, твое место - не в "Лабиринте", где все подчинено одной конкретной задаче. "Лабиринт" - это объединение не "просто спелеологов", а именно тех спелеологов, кто хочет заниматься изучением Кулогорской спелеосистемы. Не хочешь изучать Кулогоры - свободен! Очень жаль, дорогой друг, но твое место, видимо, в другой секции. Насколько это было правильно и справедливо, пусть каждый сегодня решает сам. Но было именно так.

Что касается нашей "замкнутости" в пределах Кулогор, то тут, как я считаю, тоже не было больших проблем и каких-то совсем уж драконовских порядков: мы не раз работали в Голубино, выезжали на Звоз, в Березник, на Чугу, наши люди работали на Сотке вместе с КО. Просто, как это и было обозначено в уставе, такие выезды и экспедиции проводились в периоды, когда в Кулогорах не было условий для нормальной работы. Обычно - когда вода не пускала нас в глубины системы, где мы в тот период работали. В другие периоды у нас в Кулогорах обычно было столько дел, что даже в голову не приходило куда-то еще стремиться. Если ты, вернувшись из экспедиции, спишь и видишь, как бы снова туда вырваться, чтобы пройти "очень перспективный ход", оставленный тобой из-за нехватки времени, то о каком Кавказе может идти речь?! Так было, мы этим жили, система "шла", "валила", "перла", сбивались соседние пещеры, открывались новые районы, рылись "осушительные" каналы, возникали новые вопросы, успешно решались большие задачи… Лично мне, как и многим другим, этого хватало "выше крыши". Но некоторые, как я знаю, сегодня чувствуют себя обделенными из-за такого добровольно-принудительного "самоограничения". Тут невозможно спорить, ибо каждому человеку для полного счастья всегда нужно что-то свое. Кому-то, несомненно, для этого было мало одних Кулогор.

Еще один элемент "несвободы" в "Лабиринте" - это абсолютный "сухой закон" в экспедициях. В смысле - суше просто некуда. По отношению к присутствию алкоголя в спелеожизни все секции бывшего СССР и нынешнего СНГ разделяются по всему возможному "спектру": от беспробудной многодневной пьянки возле дыры или даже в ней, с редкими отвлечениями на спелеологию, до полного отсутствия спиртных напитков в экспедициях - как это и было у нас. Тут мне просто невозможно отказаться от признания существования "диктатуры", ибо "сухой закон" в "Лабиринте" культивировался мной совершенно сознательно и со всей возможной силой моего авторитета. Знаю, что у нас в секции не все (мужики) были довольны таким порядком вещей, но и сейчас считаю, что многое хорошее в атмосфере "Лабиринта", в наших отношениях, в уровне духовности и нравственности напрямую связано с "трезвостью" наших экспедиций. Будь иначе, был бы совсем другой "Лабиринт", совсем другие люди, другие отношения.

Принцип концентрации усилий

Итак, "Лабиринт" был сознательно и полностью "зациклен" на Кулогорских пещерах. Более того, он был создан именно для этого! Как уже упоминалось, в основу нашей исследовательской работы был положен принцип концентрации усилий.

Тут мы ничего нового не изобрели. Все особо сложные и крупные пещерные системы изучались и изучаются с опорой на этот организационный принцип. На Западе существует традиция создания ассоциаций, объединяющих многие спелеогруппы и целые спелеоклубы для организованного и координированного изучения особо крупных спелеообъектов. У нас, на территории бывшего СССР, такие организации что-то не припоминаются, но зато существуют секции и спелеоклубы, многие годы и десятилетия концентрирующие свои усилия на изучении гигантских лабиринтовых пещерных систем. В Подолии, например (Оптимистическая, Озерная и другие), или в Сибири (Орешная). Такой подход совершенно логичен, ибо просто невозможно в сопоставимые с продолжительностью человеческой жизни сроки изучить сложный подземный лабиринт длиной в десятки километров, если заниматься этим эпизодически - набегами, без плана, целей и задач.

Весьма значительные успехи "Лабиринта" в Кулогорах были достигнуты благодаря именно концентрации наших усилий: по 3-5 экспедиций в год на протяжении нескольких лет мы работали в пещерах К-1, К-2, К-4 и К-13 (позже так же целенаправленно исследовалась пещера К-8). Достаточно сказать, что нами за эти годы отснято и переснято в Кулогорах более 10 километров (точнее не определял никто) сложнейших лабиринтов. И в каких условиях! Те, кто снимал в Кулогорских пещерах, знают, что 100 метров отснятого хода за рабочий выход - это хороший результат. А разбуренная вдоль и поперек (более 200 скважин) ручным буром "карстологическая площадка" над Троей? А Колодец, выводящий напрямую в район Великих Озер? Совершить такое возможно, только если работать целенаправленно, если каждая последующая экспедиция продолжает дело, начатое в предыдущей. Если ты, уезжая домой, уже прикидываешь, что здесь нужно будет сделать в следующий приезд - через 2-3 месяца. Мы жили в Кулогорах, мы ими жили, мы там были "дома"! И чувствовали себя там хозяевами.

В настоящее время примером многолетней концентрации усилий у нас на Севере может служить изучение карста бассейна Чуги, которое проводится под руководством Гуркало Евгения Ивановича. Там, правда, изучается целый карстовый массив со множеством пещер, но подход, в принципе, тот же самый - концентрация усилий. И тоже ведь совсем неплохие у них результаты!

Представим, что все эти годы "Лабиринт" занимался бы множеством пещер по всему Пинежью... Да, наш опыт был бы разнообразней, мы увидели бы множество неповторимых подземных ландшафтов, мы "отработали" бы несколько крупных спелеосистем и начали бы, но не закончили, обследование еще двух-трех десятков других пещер. Но мы никогда не смогли бы сделать что-то по-настоящему значительное, потому что, распыляясь на десятки направлений, большие усилия "уходят в песок", оставляя едва заметный след. И Кулогоры до сих пор так и оставались бы не очень перспективными отдельными низкими и грязными пещерами "озерного типа", как это было в конце 70-х…

Смена поколений и преемственность

Некоторые связывают постепенное ослабление "Лабиринта" с моим переездом из Архангельска в Ленинград в 1986 году. Я считаю, что совсем не это послужило причиной снижения активности секции. Просто тогда произошли значительные качественные изменения в жизни очень многих активных "лабиринтовцев": начало самостоятельной трудовой деятельности, отъезд некоторых из Архангельска к местам распределения после института, появление семей и пр. Плюс начавшаяся "перестройка", социальные перемены, отнюдь, не в лучшую сторону... Короче, сама жизнь тогда несколько "придушила" северную спелеологию. Да и не только северную, и не только спелеологию...

К концу 80-х основной костяк секции - "Старики" стали очень заняты, количество экспедиций постепенно пошло на убыль. Но большие летние экспедиции все равно проводились. И новичков набиралось довольно много, но только работа с ними велась уже не так как прежде, они были как-то "отдельно" от основной работы в Кулогорах. К тому времени уже оказались отработанными все участки пещер, удобные для работы с поверхности. В частности, в Трое уже было отснято все до Перевала Купера, и К-4 была, что называется, "высосана" до последнего щелюгана. Самым неприятным моментом, тормозящим темп исследований, было то обстоятельство, что сифоны в Трое на пути к Перевалу Купера бывают открыты только в зимнюю межень - в феврале-марте, что сводило количество топосъемочных экспедиций до одной в год. Кроме того, заброска ПБЛ на Перевал - это достаточно суровое мероприятие. Поэтому тогда встал вопрос о возможности "прямого попадания" в район Великих Озер. Было решено рыть вертикальный колодец над одним из Великих Озер, что мы и начали делать в 1989 году. Работа эта была настолько же рутинной, насколько и суровой, на нее уходили все силы секции, что совсем не способствовало процессу "завлечения" и закрепления новичков, которым, естественно, гораздо интереснее ходить по пещерам, чем их выкапывать. К моменту завершения строительства Колодца в августе 1991 года "кадровая ситуация" в "Лабиринте" выглядела уже довольно бледно: "старики" боролись за выживание своих семей в условиях перехода страны к капитализму и уже не могли по-прежнему интенсивно заниматься спелеологией, а новички... Тут, впрочем, надо разобраться отдельно.

С конца 80-х с подготовкой новичков в "Лабиринте" сложилась довольна странная ситуация. Кроме "официальных" новичков, пришедших "по набору", которыми занимался Валера Лускань, существовала еще и группа Кати Кокшаровой, в которую входили школьники и студенты - члены ее спелеокружка. Работала она с ними вполне самостоятельно, со стороны "Лабиринта" существовала только частичная поддержка. "Старики" не считали, что эта группа имеет прямое отношение к "Лабиринту". В отличие от самих ребят, которые себя "лабиринтовцами" считали и именно так себя называли. И надо заметить, тому были достаточные основания, ведь руководили ими Катя Кокшарова и Сергей Пологлазков, оба - действительные члены "Лабиринта", прошедшие посвящение. Да и работали они в Кулогорах. В основном - в К-8, где ими было найдено солидное продолжение этой маленькой пещеры.

Именно с этой группой связано становление последнего (на настоящий момент) из лидеров "Лабиринта" - Оли Новыш. Она как бы "переняла эстафету", причем - сразу из двух "рук": от Кати Кокшаровой (Пологлазковой) - команду молодых спелеологов, неотъемлемой частью которой была и она сама, а от "старого "Лабиринта" - задачи дальнейшего изучения системы Кулогорская-Троя. Именно эта группа в период 1991-1995г.г., работая через Колодец в К-13, пересняла практически весь район Великих Озер, добавив к уже известному более километра новых ходов. Благодаря огромным усилиям этих "ненастоящих лабиринтовцев" Кулогорская система на сегодняшний день имеет рекордную длину 16250 метров. Из "стариков" в этих экспедициях работал только один Сергей Пологлазков.

"Старики" не признали народ из "группы Кокшаровой - Новыш" своими преемниками. Образно выражаясь, не захотели отдать им свой "Лабиринт". В основном - потому, что атмосфера в экспедициях "самозванцев" (никто их так, конечно, не называл) довольно сильно отличалась от внутреннего психологического климата прежнего "Лабиринта". Эти ребята были другими, не такими как мы! "Стариков" раздражала "излишняя раскрепощенность" отношений, отсутствие четкого порядка и дисциплины, какая-то "ненадежность" нового поколения. Трудно сказать, насколько это было так, но возникла четкая реакция неприятия, породившая фактически непреодолимую психологическую дистанцию между нами. Конечно, между двумя этими группами какая-то связь все-таки существовала - в основном, через Сергея и Катю Пологлазковых и меня. Сергей принимал самое непосредственное участие в последних экспедициях, а я, будучи в близких дружеских отношениях с ним и Олей Новыш, немного помогал им методически, обеспечивая преемственность в направлении исследований.

Здесь я высказываю только свою личную точку зрения на процесс смены поколений "Лабиринта". Сам я считал и считаю, что "новые лабиринтовцы" имеют точно такое же отношение к "Лабиринту", как и "старики". А в том, что они "другие" нет ничего удивительного: они сами вошли в "Лабиринт", их никто не учил по принятой в прежние годы системе, они не работали в экспедициях со "стариками", у них просто не было никакой возможности перенять от нас то, чего им теперь, как некоторые считают, не хватает. Они другие, да. Но они - "Лабиринт", потому что выросли, как спелеологи, в Кулогорах, любят их не меньше нас, сделали там очень много, причем - продолжая наши труды. И что немаловажно - они сами считают себя "Лабиринтом". И это - тоже аргумент!

Реквием по "Лабиринту"?

Простой вопрос, прозвучавший напрямую в "юбилейной анкете": когда "Лабиринт" прекратил свое существование? У народа имеется, как минимум, три мнения на этот счет.

1. "Лабиринт" закончился в 1991 году, вскоре после завершения сооружения Колодца над К-13. После этого не было проведено ни одной полноценной рабочей экспедиции с участием "стариков".

2. "Лабиринт" просуществовал до января 1999 года. Именно тогда была проведена последняя топосъемочная экспедиция под руководством Оли Новыш. Была отснята новая пещера Архангельская.

3. "Лабиринт" существует до сих пор. Поскольку исследования в Кулогорах продолжаются и сегодня, хоть и совсем невысокими темпами. И в этом участвуют те же самые люди - члены "Лабиринта".

Лично я разделяю последнюю из перечисленных точек зрения. С ней можно спорить. Можно совершенно не соглашаться, если считать, что "Лабиринт" - это конкретные люди, конкретное поколение архангельских спелеологов, отдавшее молодость и силы Кулогорским пещерам в 80-е годы. Перестали эти люди ездить в Кулогоры - закончился "Лабиринт". Можно связать дату его "кончины" с моментом прекращения существования "Лабиринта" как официальной организации. Перестало работать бюро, не стало его Председателя, перестали планироваться и утверждаться экспедиции - значит, нет и спелеосекции. Нет такой организации - "Лабиринт"! Есть просто спелеологи, которые могут свободно решать, когда и где им работать, в какие пещеры и спелеорайоны им ездить.

Но если рассматривать "Лабиринт" как направление исследований, то получается, что за прошедшие 20 лет принципиально ничего не изменилось: Кулогорские пещеры были и есть, есть люди, которые по мере сил и возможностей продолжают вести исследовательскую работу в них, результаты новых исследований суммируются со старыми, постепенно проясняя очень туманную общую картину. Люди другие? Да нет, в последние годы как раз наоборот получается - в Кулогорах, скрипя и вздыхая, потихонечку ковыряются именно "старики", гонимые туда "еугомонным Францем". И, заметьте - небезрезультатно ковыряются! Так почему я должен считать, что "Лабиринт" умер? Просто изменилась форма его существования, он "мимикрировал" и стал почти незаметен на фоне больших социальных перемен. Тут уж - имеющий очи да увидит! Рано хороните!

Время одиночек.

Масштаб и темпы исследований в Кулогорах сегодня таковы, что их просто неприлично было бы сравнивать с экспедиционным ритмом 20- или даже 10-летней давности. При существующем раскладе у "Лабиринта" нет долгосрочного будущего. "Завтра" еще как-то просматривается, но "послезавтра" просто уже не будет. Если ничего не предпринять сегодня.

Достойное будущее, увы, не просматривается и для всей северной спелеологии. Сегодня в Архангельске имеет место достаточно странная, но вовсе не уникальная "спелеодемографическая" ситуация: спелеосекций нет, спелеоклуба нет, а есть два-три-четыре лидера очень хорошего уровня, имеющие свои вполне определенные интересы и способные организовать некоторое количество народа для совместной подземной работы. Саша Кабанихин в одном из ответов на анкету (см. выше), классифицировал всех современных архангельских спелеологов, разложил их, так сказать, по полкам и стеллажам. И довольно наглядно разложил.

Каков сегодня уровень спелеологии в Архангельске? Все видят это по-разному. Можно считать, что он высок, как никогда ранее: наши люди участвуют в международных экспедициях, спускаются на километровую глубину в самых настоящих-разнастоящих вертикальных шахтах, ныряют в сложные сифоны на Кавказе, Урале и даже в Испании! Когда такое еще у нас бывало?

Молодцы ребята. Кто спорит? Но, увы, уровень спелеологии в том или ином городе, регионе определяется вовсе не участием некоторых отдельных спелеологов-асов в чужих крутых экспедициях. Это ведь не "большой спорт", где город, воспитавший одного чемпиона мира по какой-нибудь атлетике, потом может десятилетиями гордиться таким достижением. И тренер чемпиона умирает с "чувством глубокого удовлетворения" - не каждому ведь удается в жизни взрастить такую звезду! Важный момент - наши асы участвуют в чужих экспедициях! Их туда взяли! Хотя личные качества наших мужиков вызывают заслуженное уважение.

Сегодняшний уровень северной спелеологии - это уровень сегодняшних экспедиций, нами организованных и нами же проводимых. Наш уровень - это ежегодные спелеоподводные экспедиции в ЖВ, организуемые Мишей Некрасовым совместно с москвичами. Это - "экспедиции спелеоветеранов" в Кумичевку. Это - "экспедиции выходного дня" на Чуге и Звозе. Это - "семинары спелеологов-пенсионеров" в Кулогорах. Какой это уровень, насколько он "могуч и высок" - судите сами...

Одна из самых парадоксальных причин бедности и разрухи в России, как давно уже отмечено, заключается в ее богатстве ресурсами. Их очень много, поэтому к ним всегда относились не по-хозяйски, потребительски. Та же картина, видимо, наблюдается и в северной спелеологии - слишком много у нас не исследованных пещер! Получается как в том анекдоте про алкаша, которому предложили на выбор денатурат, самогон, политуру и средство для мытья стекол, а он ответил, возбужденно и радостно сверкая глазами: "Ой, прямо и не знаю, что выбрать! Все такое вкусное!" Я себе могу представить ситуацию, что творилось бы в Германии, будь у них в стране такая перспективная спелеосистема как наша Кулогорская-Троя! Половина спелеоклубов страны тут же объединилась бы в ассоциацию и начала "отрабатывать" систему до последнего тупика. А потом, пройдя все возможное, еще бы несколько лет прокапывались сквозь перспективные щели, добавляя к пещере новые десятки метров "ползучки". И были бы горды и счастливы, что у них есть такая пещера, и что это они ее "сделали"!

Еще одно отличие "спелеотуризма" от исследовательской спелеологии заключается в том, что турист, спускаясь под землю, ищет и получает там самое для него главное - личные впечатления. Именно личные впечатления (в том числе - так называемый "адреналин", получаемый в суровых экспедициях) - двигатель спелеотуриста (да и любого другого туриста). Ему интересно личное участие в экспедиции, чужие впечатления занимают его гораздо меньше. И если он перестает быть активным, то вряд ли у него будет сильно болеть голова о том, кто же поедет завтра в какую-то хорошую пещеру за личными впечатлениями. Чужие радости, восторги и переживания занимают его, скажем так - не очень сильно. И если в новые времена новые туристы, что называется, "будут пожиже", то можно будет, при случае, заметить, что, мол, вот мы ходили! Такие экспедиции проводили! На сырой глине спали! "Богатыри! Не вы! Плохая нам досталась доля..." И получить в итоге чувство личного глубокого удовлетворения личными достижениями в не столь далеком и сугубо личном прошлом.

Для исследователя ситуация с бесперспективным будущим выглядит гораздо драматичнее. Идут годы. Личное здоровье кончается. Многое сделано. Но очень многое так и осталось не сделанным, тьма старых и новых вопросов, частокол нерешенных загадок стоит "нескошенным полем" в сознании, кошмаром преследует в ночной тишине... И нету никого, кому можно было бы передать любимое детище в молодые и сильные руки... Столько сил положено, столько бесценного времени и вполне ценных денег вбухано в исследования и - что?!!! И все??? Так и останется этот "пирог" только надкушенным?.. Весь итог - лишь несколько картонных папок с материалами, пылящихся на никому не известной полке? И нет никакой гарантии, что эти папки через пару десятков лет, если не раньше окажутся просто на помойке… Ведь без преемственности любые долгосрочные исследования - это бесплодное дерево, выросшее, но не давшее урожая.

Хочется сказать такому "грустному исследователю" простые слова: "О детях надо было вовремя подумать!"

В Архангельске сегодня практически нет спелеомолодежи. Причем, если говорить о будущем, проблема ведь не в отсутствии любителей сходить и даже поработать в пещере. Таковых найти трудно, но все же можно. Проблема в том, что среди сегодняшних 20-25-летних нет ни одного лидера, способного родить свою собственную идею, увлечь ею какое-то количество народа и претворить задуманное в жизнь. Все наши лидеры - из уже довольно далекого прошлого, достаточно "пожилые" люди. Но ведь они же уже были сформировавшимися лидерами, когда им было те же 20-25 лет! Оля Новыш, к примеру, уже руководила экспедициями, едва закончив школу! Слава Богу, что хоть она еще пока может быть без какой-либо натяжки отнесена к молодежи, но она ведь - врач, а им "клятва Гиппократа" перекрывает всякое поступление кислорода, не связанного с медициной.

Народ, мы не воспитали смену лидеров! Через какое-то время нам некому будет передать скудное "общественное спелеоснаряжение" и результаты наших исследований. Спелеологи вымрут в Архангельске! Нет, кто-то, конечно, будет иногда выезжать на "спелеопикники". Кто-то будет даже пользоваться нашими топопланами. Кто-то, возможно, будет ездить в чужие экспедиции на Кавказ и Урал... Но наш Север, наша Пинега превратится в "традиционный" спелеорегион, где работают и "делают погоду" спелеоклубы из дальних городов, а редкие "местные" лишь иногда принимают участие в их работе - как проводники, добывальщики транспорта и прочих необходимых в экспедиции вещей. Да, в принципе, если сопоставить количество иногородних и наших групп, выезжающих на Пинегу, то процесс постепенного превращения нашего "спелеоклондайка" в "спелеоколонию" невозможно не заметить.

Для целенаправленной подготовки новых спелеокадров в Архангельске сейчас просто нет основы - "субстрата" или "крыши". Ведь не существует ни одной организации - секции, клуба, ассоциации - на базе которой можно было бы заниматься новичками. Разве что - Александр Васильевич Кабанихин лично тряхнет своей педагогической стариной и откроет что-то вроде "частной спелеошколы". Но это - вряд ли, одному такое не потянуть. Или надо бросать всю остальную жизнь. Поэтому будущее северной спелеологии - в объединении, в сложении усилий всех имеющихся лидеров-одиночек. Во что им объединяться, какую конкретно организационную форму избрать - это отдельная тема. Об этом мы поговорим в следующий раз - в следующем выпуске ССА.

Лабиринт м/д прошлым и будущим

Устав Лабиринта