 |
 |
 |
Н. Франц
"Лабиринт"
Раз уж сама спелеология была "импортирована" в Архангельск из Ленинграда, то в самом начале существования Архангельской областной секции спелеологии и все песни, которые пелись нами в экспедициях, были "завезены" оттуда. Наш репертуар тогда, в 1978-79 гг., состоял, в основном, из песен, которые знал Виктор Малков. А он пел то, что пел тогда народ в его родной спелеосекции Ленинградского горного института. Гитариста своего у нас попервости вообще не было, поэтому пели без аккомпанемента, то есть - как умели, как могли. Естественно, что он нас сразу научил двум "гимнам": "Гимну ленинградских спелеологов" - суровой и правдивой песне Игоря Козырева - и "гимну спелеологов ЛГИ", которым являлась песня на слегка измененные стихи Людмилы Щипахиной "Спелеологам". Нам страшно нравились строки этого стихотворения, "показывающие" всем, какие мы, спелеологи, особенные и не похожие на прочих "нормальных" людей. Вот пара куплетов из той песни:
|
Что надо вам от этой тишины, Где громоздятся ледяные глыбы, Где стынет ночь без звезд и без луны, И озеро полощется без рыбы? ..................................... Уходите от нас, смеясь хитро, Нас озадачив этой страстью странной... Зачем сырое темное нутро Вам кажется землей обетованной? |
(Все тексты песен в настоящей статье приведены в том виде, как мы их тогда пели, а не в их авторских вариантах).
Но Козыревский "гимн" все равно нравился нам больше - прежде всего, своей мужской суровостью и прямотой...
Игорь Козырев|
Гимн ленинградских спелеологов Так не упрашивай и не зови - Все уговоры здесь бесполезны. Лишь только тот с нами пойдет, Кто услышал голос Бездны. На уступах сил не береги И не бойся глубоко упасть. На твои неверные шаги Распахнула пропасть свою пасть. Так не упрашивай и не зови - Все уговоры здесь бесполезны. Лишь только тот с нами пойдет, Кто услышал голос Бездны. Нам придется плыть или ползти И пройти сквозь бешеный поток, Чтоб открыть подземные дворцы, Чтоб увидеть каменный цветок. Так не упрашивай и не зови - Все уговоры здесь бесполезны. Лишь только тот с нами пойдет, Кто услышал голос Бездны. |
Но была у того же питерского автора еще одна песня, которая сразу стала "нашей" - потому что была написана Козыревым после экспедиции в Пинегу, потому что в ней поется именно про нашу Пинегу, про наши пещеры... (А чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений на этот счет, мы в конце песни изменили последнюю строчку припева - добавили слова "А река эта - Пинега...").
|
Пинежская Понимаешь, не надо славы, И тщеславья не нужен лак, Не за золотом или деньгами, Понимаешь, летим просто так. Просто нравится нам река И скалистые берега. А тайга распростерла лапы, Все вокруг покрыл белый снег, И совсем незнакомые люди Нам давали тепло и ночлег. И не скажешь, что нам везет, Просто здесь хороший народ. Мы уходим в подземный мир... Под ногами - камень и лед. А навстречу ручей бежит, В неизвестность зовет, зовет. Просто чтобы бежать веселей, Сам с собой говорит ручей. Понимаешь, не надо славы, И тщеславья не нужен лак, Не за золотом или деньгами, Понимаешь, летим просто так. Просто нравится нам река, А река эта - Пинега... |
Естественно, что популярная в геологической среде суровая зековская песня "Идут на Север срока огромные" тоже сразу же прижилась у нас - потому что в ней про Север поется. Да еще Малков сам изменил в ней несколько слов, и песня стала уже совсем нашей - спелеологической, и даже "кулогорской":
|
Идут на Север срока огромные. Кого ни спросишь - у всех "указ"! Гляди, гляди в глаза мои суровые! Гляди, быть может, в последний раз... А завтра снова уйду этапом я, Уйду этапом на Пинегу. На Пинеге-реке работать стану я, Быть может, смерть свою я там найду. Друзья укроют меня комбезиком, На холм Кулойский меня снесут И, привали-и-ив меня камнями, Мне песню горькую про меня споют. |
Еще одна настоящая "северная" песня сразу же была принята нами за "нашу", хоть и была она тоже "чисто зековская". (Мы тогда даже и не подозревали, что ее автором является Александр Городницкий. Как, впрочем, и миллионы других наших сограждан...).
Александр Городницкий|
Перелетные ангелы Нам ночами безлунными не спать на сене, Не кружить нам по комнатам сладкий дым папирос. Перелетные ангелы летят на Север, И их нежные крылья обжигает мороз. Опускаются ангелы на крыши зданий, И на храмах покинутых отдыхают они. А затем поднимаются в полет свой дальний - Потому что так коротки осенние дни. А когда ветры вьюжные в лицо подуют, И от боли последней ты свой выронишь лом - Это значит навек твою башку седую Осенит Избавление лебединым крылом! Вы не плачьте, братишечки, по дальним селам. Вы не плачьте, братишечки, про утраченный юг! Перелетные ангелы летят на Север, И их нежные крылья над тундрой поют. |
И, естественно, мы не могли не петь самую "таежную" на свете, всех времен и народов, песню - почти гимн советских геологов и прочего бродяжьего таежного люда (музыку, как мы узнали через много лет, на чьи-то слова написал Александр Дулов):
|
Сырая тяжесть сапога. Роса на карабине. Кругом - тайга, одна тайга, И мы посередине. Письма не жди, письма не жди. Дороги опустели. Идут дожди, одни дожди Четвертую неделю. И десять лет, и двадцать лет Им нет конца и края! Медведя след, оленя след Вдоль берега петляет... Сырая тяжесть сапога. Роса на карабине. Кругом - тайга, одна тайга, И мы посередине. |
Кроме несомненного влияния на наш репертуар представителя питерских "горников" Виктора Малкова, немаловажная роль в его формировании принадлежала "политеху" Ване Вяххи, который приезжал в экспедиции Карстового отряда с гитарой и пел то, чего не знал или не умел петь наш "начальник" (как, впрочем, и то, что тот знал и умел). От него мы переняли еще несколько "суровых" песен, корни которых нужно искать в нормальной туристской среде. Авторы некоторых из них нам и по сей день не известны.
|
Гады По коридору между сосен Мой силуэт плетется тенью. Мой друг таежный, мой друг надежный Со мной шагает рядом по тропе. Припев: Судьба такая - изведать рая, Покинуть землю, там отдохнут... Пошли вы к черту! Что вам надо?! Оставьте вы меня в покое! Люблю я горы, люблю я скалы И быть над вами, гадами, хочу! Между уступов небо вижу, Страховки радость ощущаю! Страховка снизу, я на карнизе - Чуть ветра вздох, - и я уже в раю... Инструктора Лето приходит маршрутной тропой. Люди уходят в горы как в бой. Люди уходят, все побросав - Горные реки бьются в сердцах! Люди уходят, забыв про уют. Если им трудно, - песни поют. Скалы каньонов полощут ветра, Шелест зеленый с утра до утра... Припев: Неба голубая маркировка. Старая зеленая штормовка. Буков золотистая кайма. Под ногами - тропка. Нас зовут негромко, Просто мы - инструктора. Если б вы знали, как нам нелегко. Вам бы прочувствовать, вам бы измерить! Вам бы поверить в инструкторов Иль вообще ни во что не верить! Вам бы шагать по озябшей тропе. Вам бы промокнуть, как нам, под дождями. Вам бы попасть вместе с нами в ЧП И на спасаловках грохать костями! |
Песня "Инструктора" была особенно любима девушками из всех наборов! О, как во время звучания этой песни суровели их юные лица!..
Еще одной "изюминкой" нашего репертуара была другая "пинежская" песня, написанная в Кулогорах ленинградцами. Должен сказать, что за столом на базе она как-то не очень пелась, но зато как душевно мы ее орали на выходах, лежа на льду, когда надо было согреться и поднять свой боевой дух!
Песня написана в Кулогорских пещерах Сергеем Масловым, Людой Пономаревой
и другими ленинградскими спелеологами в 1973 году.
|
Я ползу, в пыли мелькает каска, Каска защищает мне мозги, Каска есть моя вторая маска - Я ползу, хоть не видать ни зги! Как кадило светит мой светильник. Я ползу и думаю - "Не зря Глыбовый завал, покрытый глиной, Отступает в свете фонаря!!!" Сыро, мерзко, холодно, противно... Трещина, и провалился лед. Я позу, хоть и ни зги не видно, Медленно, но верно рвусь вперед! Щелюганы так мне надоели - Не пролазит даже голова! На камнях мечтаю о постели, А в душе - "народные слова". Голова не лезет, грудная клеть не прет - Я снимаю каску, чтоб пройти вперед. Каска разбивается вдребезги - Остаются без прикрытия мои мозги! Ах, ты каска моя, синтетическая, Вся поломанная, вся побитая... Хорошо, что ты была, хорошо, что ты жила, А теперь без прикрытья моя голова... |
Кроме этих, довольно "редких" вещей, мы переняли из репертуара Вани Вяххи многие популярные тогда в туристской среде песни. Например: "Горы спят, спокойствием собственным скованы" неизвестного нам автора из альпинистов, "Кем приходишься мне ты? Не знаю", "Вот снова поминки за нашим столом", "Лыжи у печки стоят" и "Ты у меня одна" - Юрия Визбора, "Ну, пожалуйста!" и "Ты - мое дыхание" - Ады Якушевой", знаменитый во все времена "Глобус" неизвестного нам автора, "пиратские" песни - "Мы с тобой давно уже не те", "Мой фрегат давно уже на рейде", "От прощанья до прощанья возвращение одно" - Александра Дольского, "Не бродяги, не пропойцы" - Булата Окуджавы.
Но особенно любима в АОСС была "авторская пародия" Визбора на свою же песню "Ты у меня одна". Собственно, пародийного в ней ничего не было, просто мотив был абсолютно тот же.
|
Пахнет Луна сосной... По тишине лесной Катимся по тропе Я и велосипед. Медленно цепь кручу, Еду, куда хочу. Спицы на колесе Ширкают по росе. Толи вблизи туман, Толь у низин туман, Толи горит костер, Толи блестит костел... Кто же там, у костра? Да это ж моя сестра! Да нет, то моя жена... Да нет - это просто Весна! |
Рядом сидит пацан - Худенький сам с лица, И кандидат в мужья - Боже, да это ж ведь я! Я на себя гляжу. "Нету чудес" - твержу. Нету чудес, и все ж - Я - это я. Похож. Я не пошел к костру. Я зашагал к утру - Мимо огня в крови, Мимо своей любви... Пахнет Луна сосной... По тишине лесной Катимся по тропе Я и велосипед |
Еще Ваня "подарил" нам две совершенно замечательные песни под условными названиями "Галилей" и "Антигалилей". Автором первой, как нам теперь известно, является А. Дулов (только музыка), а вот авторство второй так и остается совершенно нам неизвестным. Объединяет эти две песни не только "смысловой антагонизм" их содержания, но и почти одинаковый мотив.
|
Галилей Отрекись, Галилей, отрекись От науки ради науки! Нечем взять художнику кисть, Если гады отрубят руки. Нечем гладить бокал с вином И подруги бедро крутое. А заслугу признать виной Для тебя ничего не стоит. Пусть потомки тебя простят За невинную эту подлость. Тяжелей не видеть закат, Чем под актом поставить подпись. Тяжелей не слышать реки, Чем испачкать в пыли колено. Отрекись, Галилей, отрекись! Что изменится во Вселенной? Ах, поэты и мудрецы! Мы моральный несем убыток В час, когда "святые отцы" Волокут нас к станкам для пыток. Отрекись - глупцам вопреки! Кто из умных тебя осудит? Отрекись, Галилей, отрекись! Нам от этого легче будет! "Антигалилей" Ну, кто в наши дни поет, Что воздух от гари душен? И рвут мне железом рот, Окурками тычут в душу. Пытает меня палач На страх остальному люду. И мне говорят: "Заплачь!" А я говорю: "Не буду!" Поставят меня в общий строй, Оденут меня солдатом, Повесят медаль - герой! - Покроют броней и матом. Мне водку дают как чай - Чтоб храбрым я был повсюду. И мне говорят: "Стреляй!" А я говорю: "Не буду!" А мне говорят: "Ну, что ж - Свою назови нам цену! Объявим, что ты хорошо, Поставим тебя на сцену". Врачуют меня врачи - Кроят из меня иуду. И мне говорят: "Молчи!" А я говорю: "Не буду!" |
Как здесь уже упоминалось, сначала у нас совсем не было своего аккомпаниатора, но потом Николай Франц решил все-таки проявить свои скромные способности "гитариста на трех аккордах", которые он сумел слегка развить с помощью разбитой общаговской гитары в годы ранней юности. Толчком тому послужил городской "конкурс самодеятельной песни", на котором он услышал исполнение замечательной песни "про северные горы" в исполнении какого-то туриста. Уже через месяц мы под гитару пели "нашу" песню, написанную минчанином Ариком Круппом. Мы называли ее "Тундра" и пели на свой собственный, более суровый и "северный", чем у автора, мотив...
|
Что я натворил? Как я разорил и себя, и песни? Горы здесь не те, и кавказский снег что-то не такой... Тундра - ну, что ей? Проживет, а мне надобно, хоть тресни, Чтоб хоть раз в году мне в глаза взглянул северный покой! Чтобы приходить и леса дразнить песней про зимовье. Где, когда пурга, белые снега мне в лицо пылят. Где полярная длинная зима дремлет в изголовье, И лежит в ногах, в тающих снегах вся моя Земля! Это важно - где и какой горе сдать души недуги. И куда бежать, чтобы побеждать горы и себя. Я ж еще не стар, я же не устал Северу быть другом! Рано связи рвать, рано отставать от своих ребят! А друзья сидят - душу теребят старым разговором. Март в окно глядит, лето впереди, до зимы сто лет! И весь год опять не дадут мне спать северные горы, Тундра и тайга, белые снега, да олений след... Что я натворил, как я разорил и себя, и песни?... |
Потом, с очередным набором, в АОСС пришел Боря Гончаров, который имел опыт участия в институтских турслетах и пел под гитару, кроме прочего, несколько популярных в то время туристских песен. С ним к нам пришла, например, визборовская "Милая моя, солнышко лесное". А еще - веселая туристкая песня про медвежонка:
|
Симпатичный медвежонок Жил в берлоге с мамой, с папой. Был пушистый как котенок, От природы косолапый. Никогда медведь не плакал, Знал он песен очень много И, притопывая лапой, Пел про синие сугробы. Но однажды этот мишка, Направляясь к бабке старой, Посреди лесной опушки Повстречал ребят с гитарой. Мишка долго-долго слушал, Как они тихонько пели, А потом все вместе дружно С маргарином кашу ели. Захотелось мишке тоже Песни петь и спать в палатке, И ходить с немытой рожей, И носить штаны с заплаткой. И простившись с мамой, с папой - Видно, прежней жизни крышка! - Помахав прощально лапой, Убежал к туристам мишка! |
Закончив петь последнюю строку "Убежал к туристам мишка", Боря, чтобы как-то "адаптировать" чисто туристскую песенку к нашему спелеологическому бытию и сознанию, обычно добавлял: "А потом перешел к спелеологам!".
Пришедшая с тем же набором студентка филфака пединститута Галина Лебедева после первого же выезда в пещеры Голубино написала нашу первую собственную, по-настоящему "пинежскую" песню, которую начал петь Боря Гончаров в хоровом сопровождении всех остальных спелеологов АОСС.
|
Голубинская Мы живем, не зная, что под нами Есть другой, от взоров скрытый мир - Снежными блистая хрусталями, Он манит глазами черных дыр. Этот мир, тревожный и зовущий, Оглушит звенящей тишиной И капелью, ту безмолвность рвущей, Оживившей этот мир немой. Под лучом фонарика простого Расцветает дивных красок цвет. И кристаллы звездные готовы Утопить в своем сиянье свет. И тогда. Впитав всю тьму ночную И весь холод мезозойских глыб, Вдруг вползаешь в сказку снеговую, Заглушив в себе восторга крик... Красота не каждому доступна, И она в сто раз милей, когда К ней ведут коварные уступа, Шкуродеры, глина и вода. |
А еще одну песню очень любил петь Санька Иванников... Он едва научился тренькать на гитаре и умел играть всего пару песен, но всегда очень душевно исполнял у костра одну - из кинофильма 60-х годов, название которого никто даже тогда уже не мог вспомнить...
|
Солнечный зайчик, Я мечтала о морях и кораллах. Я поесть хотела суп черепаший Я ступила на корабль, а кораблик Оказался из газеты вчерашней! То одна зима идет, то другая, И метели за окном завывают. Только в клетках говорят попугаи, А в лесу они язык забывают. А весною я в несчастья не верю! И капели не боюсь моросящей. А весной линяют разные звери, Не линяет только солнечный зайчик. |
Был в нашей секции еще один гитарист - прикипевший к нам "московский гость" Саша Юнин (студент-медик) Пел он, как и говорил, очень тихо, но зато имел прекрасный слух и даже знал ноты! Его "коронкой", конечно же, была знаменитая "Зеленая карета" Суханова, но все-таки чаще мы с ним пели "Маркитантку" Булата Окуджавы. Причем, что интересно, слова ее довольно сильно отличались от тех, что мы после услышали на пластинке. Для себя мы эту "нестыковку" объяснили тем, что, видимо, в народе гуляет один из "забракованных" авторских вариантов.
|
Маркитантка Отшумели песни нашего полка. Отзвенели звонкие копыта. Пулею пробито днище котелка, Маркитантка юная убита. Нас осталось мало - мы да наша боль. Нас немного и врагов немного. Живы мы покуда, фронтовая голь, А погибнем - райская дорога! Руки на затворе, голова в тоске, А душа уже взлетела, вроде. Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе! Над могилой братской - грустные посты, Вечные могилы в перелеске. Мы теперь бессмертны, строги и чисты, И глаза распахнуты по-детски... Спите себе, братцы - все вернется вновь. Все должно в природе повториться: И слова, и пули, и любовь, и кровь... Времени не будет помириться! Отшумели песни нашего полка... |
Нет, наши песни еще не "отшумели"! Позже мы пели их - вместе с другими, новыми, песнями - в экспедициях "Лабиринта", поем мы их и сейчас - и этому не будет конца! По крайней мере - до тех пор, пока мы сами живы, пока эти мелодии, эти мысли, эти строки звучат в наших сердцах.
|
Мы стояли с пилотом ледовой проводки, С ледокола смотрели на гаснущий день. Тихо плыл перед нами белый берег Чукотки И какой-то кораблик на зеленой воде. Там стояла девчонка, по-простому одета, И казалось, в тот вечер ей было легко, И, рукой заслонившись от вечернего света, С любопытством глядела на наш ледокол. Вот и все приключенье. Да и вспомнить - чего там!? Пароходик прошлепал, волнишка прошла. Но вздохнул очень странно командир вертолета, Философски заметив: "Вот такие дела". Ледокол тот за старость из полярки списали, Вертолетчик женился, на юге сидит. Да и тот пароходик все ходит едва ли, И на нем та девчонка едва ли стоит. А потом будут в жизни дары и находки, Много встреч, много странствий и много людей… Отчего же мне снится белый берег Чукотки И какой-то кораблик на зеленой воде? |
| Тишина накрыла Кулогоры | |
 |
|
Волшебный мир |